Page 202 - Мировая литература и искусство

Страница 200 Содержание
МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО
плачу, и чем больше рыдали они, тем больше плакать им хотелось, потому что
все явственней утопленник становился для них Эстебаном; и наконец от обилия
их слез он стал самым беспомощным человеком на свете, самым кротким и
самым услужливым, бедняжка Эстебан. И потому, когда мужчины вернулись и
принесли весть о том, что и в соседних селениях утопленника не знают,
женщины почувствовали, как в их слезах проглянула радость.
– Благодарение Господу, – облегченно вздохнули они, – он наш!
Мужчины решили, что все эти слезы и вздохи лишь женское ломанье.
Уставшие от ночных мучительных выяснений, они хотели только одного:
прежде чем их остановит яростное солнце этого безветренного, иссушенного
дня, раз и навсегда избавиться от нежеланного гостя. Из обломков бизаней и
фок-мачт, скрепив их, чтобы выдержали вес тела, пока его будут нести к
обрыву, эзельгофтами, они соорудили носилки. Чтобы дурные течения не
вынесли его, как это не раз бывало с другими телами, снова на берег, они
решили привязать к его щиколоткам якорь торгового корабля – тогда
утопленник легко, опустится в самые глубины моря, туда, где рыбы слепы, а
водолазы умирают от одиночества. Но чем больше спешили мужчины, тем
больше поводов затянуть время находили женщины. Они носились как
перепуганные куры, хватали из ларцов морские амулеты, и одни хотели надеть
на утопленника ладонки попутного ветра и мешали здесь, а другие надевали
ему на руку браслет верного курса и мешали тут, и под конец уже: убирайся
отсюда, женщина, не мешай, не видишь разве – из-за тебя я чуть не упал на
покойника, в душе у мужчин зашевелились подозрения, и они начали ворчать, к
чему это, столько побрякушек с большого алтаря для какого-то чужака, ведь
сколько ни будь на нем золоченых и других побрякушек, все равно акулы его
сжуют, но женщины по-прежнему продолжали рыться в своих дешевых
реликвиях, приносили их и уносили, налетали друг на друга; между тем из их
вздохов становилось ясно то, чего не объясняли прямо их слезы, и наконец
терпение мужчин лопнуло, с какой стати столько возни из-за мертвеца,
выкинутого морем, неизвестного утопленника, груды холодного мяса. Одна из
женщин, уязвленная таким безразличием, сняла с лица утопленника платок, и
тогда дыхание перехватило и у мужчин.
Да, это, конечно, был Эстебан. Не надо было повторять еще раз, чтобы
все это поняли. Если бы перед ними оказался сэр Уолтер Рэли, то на них, быть
может, и произвели бы впечатление его акцент гринго, попугай-гуакамайо у
него на плече, аркебуза, чтобы убивать каннибалов, но другого такого, как
Эстебан, на свете больше быть не может, и вот он лежит перед ними,
вытянувшись, как рыба сабало, разутый, в штанах недоношенного ребенка и с
твердыми как камень ногтями, которые можно резать разве что ножом.
Достаточно было убрать платок с его лица, чтобы увидеть: ему стыдно, он не
виноват, что он такой большой, не виноват, что такой тяжелый и красивый, и,