Page 112 - Мировая литература и искусство

Страница 110 Содержание
МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО
ТЕМА № 7. РЕАЛИЗМ СЕР. ХIХ В
Оноре де Бальзак «Гобсек»
I. Анализ произведения
Прочитайте отрывки из повести О. де Бальзака (пер. М. Конник) и
ответьте на предложенные вопросы:
1.«Мне придется сначала рассказать вам об одном действующем лице
моей повести, которого вы, конечно, не могли знать, – речь идет о
некоем ростовщике. Не знаю, можете ли вы представить себе с моих слов лицо
этого человека, которое я, с дозволения Академии, готов назвать лунным
ликом, ибо его желтоватая бледность напоминала цвет серебра, с которого
слезла позолота. Волосы у моего ростовщика были совершенно прямые,
всегда аккуратно причесанные и с сильной проседью – пепельно-серые.
Черты лица, неподвижные, бесстрастные, как у Талейрана, казались
отлитыми из бронзы. Глаза, маленькие и желтые, словно у хорька, и почти без
ресниц, не выносили яркого света, поэтому он защищал их большим
козырьком потрепанного картуза. Острый кончик длинного носа, изрытый
рябинами, походил на буравчик, а губы были тонкие, как у алхимиков и
древних стариков на картинах Рембрандта и Метсу. Говорил этот человек
тихо, мягко, никогда не горячился. Возраст его был загадкой: я никогда не
мог понять, состарился ли он до времени или же хорошо сохранился и
останется моложавым на веки вечные. Все в его комнате было потерто и
опрятно, начиная от зеленого сукна на письменном столе до коврика перед
кроватью, – совсем как в холодной обители одинокой старой девы, которая весь
день наводит чистоту и натирает мебель воском. Зимою в камине у него чуть
тлели головни, прикрытые горкой золы, никогда не разгораясь пламенем. От
первой минуты пробуждения и до вечерних приступов кашля все его действия
были размеренны, как движения маятника. Это был какой-то человек автомат,
которого заводили ежедневно. Если тронуть ползущую по бумаге мокрицу,
она мгновенно остановится и замрет; так же вот и этот человек во время
разговора вдруг умолкал, выжидая, пока не стихнет шум проезжающего под
окнами экипажа, так как не желал напрягать голос. По примеру Фонтенеля, он
берег жизненную энергию, подавляя в себе все человеческие чувства. И жизнь
его протекала также бесшумно, как сыплется струйкой песок в старинных
песочных часах. Иногда его жертвы возмущались, поднимали неистовый крик,
потом вдруг наступала мертвая тишина, как в кухне, когда зарежут в ней утку.
К вечеру человек-вексель становился обыкновенным человеком, а слиток
металла в его груди – человеческим сердцем. Если он бывал доволен
истекшим днем, то потирал себе руки, а из глубоких морщин, бороздивших
его лицо, как будто поднимался дымок веселости, – право, невозможно