Page 108 - Мировая литература и искусство

Страница 106 Содержание
МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО
испещренный мрамор ступеней… «Нет! — восклицает он в избытке
восторга, — она уже недалеко!» И вот выходит в величавой красоте и прелести
Серпентина изнутри храма; она несет золотой горшок, из которого выросла
великолепная лилия. Несказанное блаженство бесконечного влечения горит в
прелестных глазах; так смотрит она на Ансельма и говорит: «Ах,
возлюбленный! лилия раскрыла свою чашечку, высочайшее исполнилось, есть
ли блаженство, подобное нашему?» Ансельм обнимает ее в порыве горячего
желания; лилия пылает пламенными лучами над его головою. И громче
колышутся деревья и кусты; яснее и радостнее ликуют источники; птицы,
пестрые насекомые пляшут и кружатся; веселый, радостный, ликующий шум в
воздухе, в водах, на земле — празднуется праздник любви! Молнии сверкают в
кустах, алмазы, как блестящие глаза, выглядывают из земли; высокими лучами
поднимаются фонтаны, чудные ароматы веют, шелестя крылами, — это
стихийные духи кланяются лилии и возвещают счастье Ансельма. Он
поднимает голову, озаренную лучистым сиянием. Взоры ли это? слова ли?
пение ли? Но ясно звучит: «Серпентина! вера в тебя и любовь открыли мне
сердце природы! Ты принесла мне ту лилию, что произросла из золота, из
первобытной силы земной, еще прежде, чем Фосфор зажег мысль, — эта лилия
есть видение священного созвучия всех существ, и с этим видением я буду
жить вечно в высочайшем блаженстве. Да, я, счастливец, познал высочайшее: я
буду вечно любить тебя, о Серпентина! Никогда не поблекнут золотые лучи
лилии, ибо с верою и любовью познание вечно!»
<Здесь кончается перевод В. С. Соловьева. Заключительные абзацы
переведены А. В. Федоровым>
Видением, благодаря которому я узрел студента Ансельма живым, в его
имении в Атлантиде, я обязан чарам Саламандра, и дивом было то, что, когда
оно исчезло как бы в тумане, все это оказалось аккуратно записанным на
бумаге, лежавшей передо мной на лиловом столе, и запись как будто была
сделана мною же. Но вот меня пронзила и стала терзать острая скорбь: «Ах,
счастливый Ансельм, сбросивший бремя обыденной жизни, смело
поднявшийся на крыльях любви к прелестной Серпентине и живущий теперь
блаженно и радостно в своем имении в Атлантиде! А я, несчастный! Скоро, уже
через каких-нибудь несколько минут, я и сам покину этот прекрасный зал,
который еще далеко не есть то же самое, что имение в Атлантиде, окажусь в
своей мансарде, и мой ум будет во власти жалкого убожества скудной жизни, и,
словно густой туман, заволокут мой взор тысячи бедствий, и никогда уже,
верно, не увижу я лилии». Тут архивариус Линдгорст тихонько похлопал меня
по плечу и сказал:
— Полно, полно, почтеннейший! Не жалуйтесь так! Разве сами вы не
были только что в Атлантиде и разве не владеете вы там, по крайней мере,
порядочной мызой как поэтической собственностью вашего ума? Да разве и