М а т е р и а л ы X В с е р о с с и й с к о й н а у ч н о - п р а к т и ч е с к о й к о н ф е р е н ц и и
П о с в я щ а е т с я 1 0 0 - л е т и ю Р о с т и с л а в а Е в г е н ь е в и ч а А л е к с е е в а
1393
В звуковой кинотеатр пришли десятки миллионов новых зрителей.
Аудитория кинематографа в городе и в особенности в селе расширилась
невероятно. И этот новый зритель, часто впервые приобщавшийся к искусству
через кинематограф, требует фильмов понятных, значительных и волнующих.
Кинематограф 30-х годов поставит в центр своего внимания отдельного
человека. Расцвет фильма о революции во второй половине 30-х годов,
обозначенный такими вехами, как трилогия о Максиме, «Мы из Кронштадта»,
ленинские фильмы, «Щорс», не был лишь следствием успехов кинематографа в
разработке этой тематики в 20-е годы. Историко-революционный фильм второй
половины 30-х годов опирался на традицию, подводил итоги определенного
процесса, но его проблемность, его страстность, его новизна связаны прежде
всего с тем, что он воплотил и выразил политические и художественные идеи
своего времени. Обращаясь к революции, художники ставят коренные
идеологические вопросы: взаимоотношения личности и государства, народа и
вождя, проблема нравственных критериев человека социалистического мира.
Историко-революционный фильм становится фильмом философским и
остросовременным.
Решающее влияние на развитие историко-революционных фильмов
оказал «Чапаев» братьев Васильевых. Авторы показали своего героя в
стремлении к правде и лучшей жизни. В исполнении актера Бориса Бабочкина
он жил на экране полнокровной жизнью, и миллионы людей верили, что
именно таким был Чапаев. Это самый «зрительский» фильм в истории
советского кино – произведение, не имеющее себе равных по силе, глубине и
долговременности воздействия на народную жизнь. «Его шли смотреть целыми
заводами, воинскими частями, колхозами, школами, шли как на праздник –
колоннами, с оркестрами, неся плакаты и транспаранты: «Мы идем смотреть
«Чапаева»!»…».[6] По-новому открылся кинозритель. «Чапаев» опроверг
бытовавшие воззрения, что массовая аудитория еще «не доросла» до
политических фильмов и ждет от кино, прежде всего, развлекательности.
Партия получила новое и могучее средство классового воспитания народа. «В
этом произведении были промоделированы тема, конфликт, характер, ставшие
затем ведущими во многих историко-революционных фильмах – перерастание
стихийной революционности в сознательное партийное мировоззрение, победа
пролетарской дисциплины над анархической партизанщиной, формирование
характера большевистского руководителя масс…».[4]
Открытия «Чапаева» не были исключительны. Они происходили
параллельно и в других картинах. Например, в трилогии о Максиме
(Сталинская премия I степени за 1941 год). Анализ трилогии о Максиме
подтверждает, что и темы и решения их подсказывались самим временем.
Искусство жадно искало в исторических днях революции и гражданской войны
ответы на сегодняшние вопросы, опыт, который можно было применить к
сегодняшнему строительству. Оно воспевало человека действия, а не фразы,
героя цельного и упорного, а не рефлектирующего и сомневающегося,
