Страница 152
Содержание
МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО
Хуан не проронил больше ни слова, он сделался землисто-серым:
серыми стали руки, лицо. Он снова сел и уставился округлившимися
глазами в пол. Том был добряк, он попытался взять мальчика за руку, но тот
яростно вырвался, лицо его исказила гримаса.
– Оставь его, – сказал я Тому. – Ты же видишь, он сейчас
разревется.
Том послушался с неохотой: ему хотелось как-то приласкать парнишку –
это отвлекло бы его от мыслей о собственной участи. Меня раздражали оба.
Раньше я никогда не думал о смерти – не было случая, но теперь мне ничего не
оставалось, как задуматься о том, что меня ожидает.
– Послушай, – спросил Том, – ты хоть кого-нибудь из них ухлопал?
Я промолчал. Том принялся расписывать, как он подстрелил с начала
августа шестерых. Он определенно не отдавал себе отчета в сложившемся
положении, и я прекрасно видел, что он этого не хочет. Да и сам я покуда
толком не осознавал случившегося, однако я уже думал о том, больно ли
умирать, и чувствовал, как град жгучих пуль проходит сквозь мое тело. И
все же эти ощущения явно не касались сути. Но тут я мог не волноваться:
для ее уяснения впереди была целая ночь. И вдруг Том замолчал. Я искоса
взглянул на него и увидел, что и он посерел. Он был жалок, и я подумал: «Ну
вот, начинается!»
Как воспринимает окружающих его людей Пабло? Что можно сказать о
характере главного героя по этому отрывку? С чего начинаются его
размышления о смерти?
2.
«Я поежился и взглянул на своих товарищей. Том сидел, упрятав
лицо в ладони, я видел только его белый тучный загривок. Маленькому
Хуану становилось все хуже: рот его был полуоткрыт, ноздри вздрагивали.
Бельгиец подошел и положил ему руку на плечо: казалось, он хотел
мальчугана подбодрить, но глаза его оставались такими же ледяными. Его
рука украдкой скользнула вниз и замерла у кисти. Хуан не шевельнулся.
Бельгиец сжал ему запястье тремя пальцами, вид у него был отрешенный,
но при этом он слегка отступил, чтобы повернуться ко мне спиной. Я подался
вперед и увидел, что он вынул часы и, не отпуская руки, с минуту глядел на
них. Потом он отстранился, и рука Хуана безвольно упала. Бельгиец
прислонился к стене, затем, как если бы он вспомнил о чем-то важном, вынул
блокнот и что-то в нем записал. «Сволочь! – в бешенстве подумал я. – Пусть
только попробует щупать у меня пульс, я ему тут же харю разворочу». Он так
и не подошел ко мне, но когда я поднял голову, то поймал на себе его взгляд.
Я не отвел глаз. Каким-то безынтонационным голосом он сказал мне:
– Вы не находите, что тут прохладно?