Страница 212
        
        
          Содержание
        
        
          
            МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО
          
        
        
          На юг  нельзя. Там чеченцы. Сначала  все степи, степи – глаза
        
        
          вывалятся смотреть, – а  за степями чеченцы.  Посреди  городка стоит  дозорная
        
        
          башня с четырьмя окнами, и во все четыре окна смотрят стражи. Чеченцев
        
        
          высматривают. Не  столько они конечно, смотрят, сколько  болотную  ржавь
        
        
          покуривают  да  в палочку играют. Зажмет кто-нибудь в кулаке четыре
        
        
          палочки: три длинных, одну короткую.  Кто  короткую  вытянет – тому
        
        
          щелбан.  Но  бывает, и  в окошко поглядывают. Если  завидят  чеченцев, велено
        
        
          кричать: «Чеченцы!  Чеченцы!», тогда народ со  всех слобод сбежится, палками
        
        
          в горшки бить начнет, чеченцев стращать. Те и шуганутся подальше.
        
        
          
            Опишите хронотоп романа. Кто такой Федор Кузьмич и почему в
          
        
        
          
            честь него назван город? Кто такая кысь?
          
        
        
          
            2.
          
        
        
          «Прежние  – они с виду как мы. Мужики,  бабы, молодые, старые, –
        
        
          всякие.
        
        
          Больше пожилых. Но они  другие. У них такое Последствие чтоб не
        
        
          стариться. А больше никаких.  И  живут себе,  и не помирают,  от  старости-то.
        
        
          От  других причин – это да, это они помирают. Их совсем мало осталось,
        
        
          Прежних.
        
        
          Они по избам своим сидят, а то на работу ходят, а какой и  в
        
        
          начальство выбился, – все у  них как у нас. Только  разговор другой.
        
        
          Повстречается тебе на улице  незнакомый голубчик, –  нипочем  не
        
        
          догадаешься,  наш  он  или  из Прежних.  Разве  что спросишь его, как водится:
        
        
          «Хто  таков? Почему не знаю?
        
        
          Какого хрена тебя в  нашей слободе носит?» – а он, нет  чтобы ответить
        
        
          как у людей водится: «А те чо,  рыло носить надоело? Ща оборву да об
        
        
          колено»,  или другое что,  – нет, чтобы так понятно, али сказать, вразумительно
        
        
          прояснить, – дескать,  ты-то силен, да и я силен, лучше не связывайся! Нет,
        
        
          иной раз в ответ услышишь: «Оставьте меня в покое! Хулиган!» – ну тогда,
        
        
          точно, Прежний это.
        
        
          А бывает, кто из них помрет, – ну, тогда они его хоронят, Прежние-то.
        
        
          И тоже не по-нашему. Камушки на глаза не  кладут.  Внутренностев не
        
        
          вынимают, ржавью  не  набивают.  Руки  с  ногами  веревкой  не  связывают,
        
        
          коленок  не подгибают. С  покойником  в гроб ни свечки,  ни мышки, ни
        
        
          посудины какой, ни горшков, ни ложек не кладут, лук-стрелы не кладут,
        
        
          фигурок малых из глины не лепят,  ничего  такого. Разве  из  щепочек  крестик
        
        
          свяжут, в  руки  своему покойнику сунут,  а то  идола  на  бересте  нарисуют и
        
        
          тоже  в руки-то  ему засовывают, как портрет какой. А которые и того не
        
        
          делают.
        
        
          Вот как  раз  у  них одна старуха  и помри. Никита  Иваныч к
        
        
          Бенедикту
        
        
          зашел, мрачный такой: недоволен, что Прежняя старуха померла.